Слизевик Dictyostelium discoideum с момента своего открытия стал одним из главных модельных объектов в биологии: сначала его использовали при исследовании процессов, имеющих отношение к биологии развития и эволюции многоклеточности, а позже оказалось, что с помощью Dictyostelium discoideum можно изучать ещё и социально-экологические взаимосвязи. Причиной такой научной популярности стал особый образ жизни, который ведёт слизевик. Dictyostelium discoideum питается почвенными бактериями и может долгое время существовать в виде одноклеточных амёб, но когда пищи становится мало, амёбы сливаются друг с другом в крупное многоклеточное образование, в котором происходит дифференциация клеток и образование плодового тела. На нём появляется стебельчатый вырост, на котором сидит сорус с набором спор, и из них позже получаются новые одноклеточные амёбы. 

D. discoideum на многоклеточной стадии (фото Carolina Biological). Биологию Dictyostelium discoideum начали изучать в лаборатории, однако лабораторное культивирование было не совсем то (а точнее, совсем не то), к чему слизевик привык на воле, а потому между ним и учёными возникло, скажем так, некоторое недопонимание. В 1998 году исследователи из Университета Райса (США) обнаружили на некоторых диких клонах слизевика бактерии, сидевшие на спороносных органах. Оказалось, что, даже будучи очищенными от бактерий, Dictyostelium discoideum подбирали их снова, причём бактерии были именно теми, какие слизевик употреблял в пищу.

Получалось, что эти почвенные амёбы держали при себе запас пищи, поступая подобно фермерам, разводящим скот. Примерно треть диких клонов оказались такими «фермерами»; что же до лабораторных слизевиков, то они, во-первых, могли быть потомками тех, кто фермерством не увлекался, а во-вторых, условия культивации не обязательно соответствовали намерениям слизевиков иметь при себе запас бактерий. 

Статья про амёб-фермеров вышла в 2011 году в Nature, однако история на этом не закончилась. Исследователи заметили, что далеко не все бактерии при слизевиках съедобны (то есть не все годятся в пищу самим слизевикам). Тут же возникло множество вопросов: то ли это бактерии-«попутчики», присоединившиеся к выращиваемым бактериям-«коровам», то ли паразиты, наносящие вред слизевикам, то ли что-то ещё. Выяснилось, что Dictyostelium discoideum с такими несъедобными бактериями росли даже активнее, чем без них. Тогда и родилась идея о том, что эти бактерии нужны слизевикам не для прокорма в трудные времена, а для защиты. 

Дальнейшие эксперименты это подтвердили. Во-первых, эти бактерии помогали подавить слизевиков-конкурентов. Не все штаммы Dictyostelium discoideum держат при себе бактерии, но все ими питаются, и те, кто занимается «фермерством», могут просто красть чужих «коров». Несъедобные бактерии, которых держат при себе слизевики-«фермеры», подавляют развитие потенциальных грабителей: под действием каких-то бактериальных биомолекул у слизевиков-«нефермеров» появляется наполовину меньше спор. Во-вторых, по словам исследователей, защитные бактерии ещё как-то сами по себе стимулируют рост приютивших их слизевиков. 

В Nature Communications Дебра Брок, Дэвид Келлер и Джоан Страссман, работающие теперь в Вашингтонском университете в Сент-Луисе (США), обсуждают, почему фермерский симбиоз, с одной стороны, оказался таким устойчивым среди слизевиков, а с другой — не распространился на все штаммы D. discoideum.

Когда еды много, «фермеры» уступают «нефермерам», так как первые не съедают всё, что есть, а оставляют часть бактерий «на развод». «Нефермеры» же сметают всё подчистую, а потому могут расти и размножаться интенсивнее. Но избыток еды время от времени заканчивается, и тогда преимущество получают «фермеры», у которых еда есть всегда.

Однако они не имели бы такового, если бы при них не было ещё одних симбионтов — бактерий, в прямом смысле отравляющих жизнь конкурентам-«нефермерам». В противном случае конкуренты бы объедали «фермеров», сведя всё их преимущество на нет.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Когда суматранскому орангутангу приходит в голову попутешествовать, накануне турне он издаёт долгий крик в ту сторону, куда собирается направить стопы. Его слышат другие члены сообщества, после чего решают, присоединиться к «туристу» или нет. Об этом любопытном обычае самцов орангутангов пишут в веб-издании PLoS ONE исследователи из Цюрихского университета (Швейцария).

Один из самцов орангутангов, за которыми наблюдали исследователи (фото авторов работы).Считается, что способность планировать свои действия есть у немногих животных — в частности у человекообразных обезьян и некоторых птиц, да и те проявляют её лишь в неволе и в экспериментальных условиях. Так, орангутанги и шимпанзе могли выбирать тот или иной предмет или инструмент, зная, что он пригодится им через час. Но никто не был уверен, что животные на воле ведут себя точно так же.

Чтобы проверить это, зоологи несколько дней следовали за несколькими дикими орангутангами, фиксируя все звуки, которые животные издавали во время путешествия. Удалось выяснить, что вечером доминантный самец издаёт долгий вопль, который слышно на расстоянии 1 км. А направлен крик в сторону маршрута, которым самец пойдёт завтра.

Любопытно, что такая особенность была замечена только у вечерних «песен». Крики, издаваемые самцом днём, с направлением движения никак не были связаны. 

Окружение самца по-разному реагировало на эти вопли: самки следовали в том же направлении, а другие самцы, не желая сталкиваться с доминантным, выбирали другой маршрут. Следуя за главарём, самки тем самым избегали домогательств со стороны других, менее представительных орангутангов. Иногда самец корректировал первоначальное направление — и тогда издавал добавочный сигнал. Если никаких поправок утром не вносилось, остальные орангутанги двигались в соответствии с тем, что услышали накануне вечером. 

Получалось, что в течение дня (или вечера) самец обдумывает, куда бы ему пойти завтра, и сообщает об этом окружающим. Наутро ни он сам, ни другие обезьяны не забывают о запланированном маршруте и начинают двигаться в соответствии с ним.

Возможно, что и другие животные в естественных условиях практикуют долгосрочное планирование, однако пока что в столь чёткой форме это удалось увидеть только у орангутангов.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Насекомым, у которых огромные прыжки — один из главных способов перемещения, приходится решать серьёзную механическую задачу. Кузнечики, блохи и прочие прыгуны преодолевают в прыжке расстояние, во много раз превышающее длину их тела, а это значит, что их ноги обладают соответствующей силой. И тут чрезвычайно важно, чтобы обе конечности срабатывали абсолютно в унисон. Малейшая рассинхронизация начнёт вращать прыгуна вокруг собственной оси и снесёт в сторону. 

Личинка свинушки рода Issus (здесь и ниже фото Malcom Burrows / University of Cambridge).Одними лишь нервными импульсами тут не обойдёшься, а потому кузнечики и блохи, скажем, полагаются также на особое крепление ног к телу, которое обеспечивает стабилизацию и позволяет прыгать даже с помощью одной ноги. Но кузнечиками и блохами число прыгучих насекомых не исчерпывается, и одно из самых удивительных приспособлений в этой области демонстрируют личинки свинушек, родственников цикад. 

Они прыгают со скоростью почти 4 м/с, которую развивают за 2 мс. Малкольм Берроуз и Грегори Саттон из Кембриджского университета (Великобритания) обнаружили, что для синхронизации работы ног личинки свинушки Issus coleoptratus пользуются... зубчатым сочленением между ногами!

В журнале Science учёные описывают, как устроена эта удивительная зубчатая передача: ноги на конце завершаются утолщениями, которые несут на себе 10–12 зубчиков, каждый размером 15–30 мкм. Зубцы одной ноги входят в пазы между зубцами другой — и получается всем известная передача. 

Движение ног длится всего 30 мс. Работу этого механизма удалось зафиксировать видеокамерой на скорости 5 000 кадров в секунду. По мнению исследователей, такая механическая уловка лучше синхронизирует работу конечностей, чем если бы этим занимались одни только нейроны.

Та самая зубчатая передача, решаюшая проблему синхронизации работы ног.К слову сказать, впервые эти зубчики были обнаружены в 1957 году, но тогда энтомологи просто описали их как факт, сам механизм в действии удалось увидеть только сейчас. Подобное устройство есть не только у вида  Issus coleoptratus: исследователи проверили на предмет зубчатой передачи несколько видов свинушек, и у всех нашли зубчики. То есть, возможно, этим видом механической передачи пользуются все виды семейства.

Но вот что любопытно: у взрослых насекомых такого механизма нет, он утрачивается во время последней линьки, которая отделяет личинку-нимфу от имаго. Взрослые свинушки тоже прыгают, но синхронизация у них достигается простым трением между концами ног. Исследователи связывают это с тем, что, сломайся зубчатая передача у взрослого насекомого, её невозможно будет отремонтировать, а у личинки она может восстановиться после очередной линьки.

И последнее. Насекомые не в первый раз демонстрируют в своей анатомии «человеческие» механические приспособления. Тут нельзя не вспомнить о жуках-долгоносиках, у которых ноги, снабжённые полноценной винтовой резьбой, буквально ввинчиваются в тело. Такое крепление, предположительно, допускает бóльшую свободу движений их конечностей.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Исследователи из Аделаиды попробовали оценить темпы эволюции во времена “кембрийского взрыва”, во времена которого между 540 – 520 миллионов лет назад появилось большинство современных групп животных.

На рисунке показан кусок дна кембрийского периода. Гигантский Anomalocaris исследует трилобитов, справа выглядывает Opabinia, а "ходячий кактус" Diania ползет снизу. Все эти существа, связанные с членистоногими (существа с экзоскелетами и сочлененными придатками, такие как насекомые, паукообразные и ракообразные).  Свои выводы они опубликовали в эту пятницу в журнале Current Biology как “Решение проблемы Дарвина” которое до их исследования не могло объяснить внезапное появление современных групп животных в палеонтологической летописи начала кембрийского  периода.

"Резкое появление десятков групп животных в течение этого времени, возможно является самым важным эволюционным событием после возникновения жизни", говорит ведущий автор доцент Майкл Ли из Университета Школы Аделаиды Земли и Экологических Наук Музея Южной Австралии.

Современный представитель членистоногих (многоножка Cormocephalus) ползет над её 515 миллионов-летним родственником, жившем во времена Кембрийского взрыва (trilobite Estaingia).“Эти, казалось бы невероятно быстрые темпы эволюции произошедшие во времена кембрийского взрыва” давно используют противники современной теории эволюции. Даже сам Дарвин считал, что это шло вразрез с нормальным эволюционным процессом.

"Однако из-за плохого состояния древних окаменелостей, никто не был в состоянии точно измерить темпы эволюции в этот критический интервал, часто называемым Большим взрывом.

“В этом исследовании мы показали, что скорость морфологической и генетической эволюции во времена кембрийского взрыва была в пять раз быстрее, чем сегодня, что довольно быстро, но вполне согласуемо с теорией эволюции Дарвина."

Выбрав для изучения различных представителей членистоногих животных (насекомых, ракообразных, паукообразных и их родственников), изучив их анатомические и генетические различия между современными членистоногими и их предками, исследователи смогли составить математическую модель скорости их эволюции. Моделирование показало, что умеренно ускоренной эволюции было достаточно, чтобы объяснить, казалось бы, неожиданное появление многих групп развитых животных в палеонтологической летописи, во время кембрийского взрыва.

 “В этот период кембрия появились большинство из современных признаков, связанных с этой группой животных – жесткий панцирь, членистые ноги и фасеточные глаза, являющиеся общими признаками всех членистоногих. Мы даже находим среди окаменелостей первое проявление усов, которые сейчас можем наблюдать у современных представителей насекомых, многоножек и омаров, а так же самые ранние кусающие челюсти” рассказывает соавтор исследования д-р Грег Эджкум музея Естественной Истории.

Исирчник: Phys.org

С того самого момента, когда появились первые описания антарктических подледниковых озёр, учёных интересуют формы жизни, которые могли бы существовать (и очень даже неплохо себя чувствовать) в этих уникальных и малоизученных средах. Необычное сочетание давления отбора и изоляции от остальной биосферы могло привести к необычным адаптациям и невиданным особенностям физиологии. Кроме того, есть шанс обнаружить реликтовые популяции, которые безвозвратно исчезли в других местах. 

Озеро Ходжсон (здесь и ниже изображения авторов работы). И вот наконец-то опубликованы первые результаты микробиологического анализа образцов, добытых из отложений такого озера. 

По соседству с озером Ходжсон (A) может находиться ещё один подледниковый водоём (B). Получение проб из подледниковых озёр — по сей день крайне сложная задача, поэтому сотрудники Британской антарктической службы, а также Нортумбрийского и Эдинбургского университетов (Великобритания) выбрали озеро Ходжсон на Антарктическом полуострове, расположенное у края тающего ледника. В конце последнего ледникового периода над ним возвышалось более 400 м льда, а сегодня — только 3–4 м. Озеро небольшое — всего полтора километра на полтора, зато в глубину уходит на 93 м.

Конечно, это не озеро Восток, которое оставалось скрытым от внешнего мира несколько миллионов лет. Здесь речь идёт лишь о сотне тысяч лет (осадочный слой такого возраста залегает на глубине 3,2 м), так что сенсация не ахти, но тем не менее первопроходцы остаются первопроходцами. 

Учёные подчёркивают, что ожидали всякого, но объём биомассы и её разнообразие их всё равно удивил. Набор микроорганизмов оказался характерным для разных местообитаний, то есть нельзя было сказать, что он отчётливо полярный, низкотемпературный, пресноводный или морской. 23,8% проб составляли актиномицеты, 21,6% — протеобактерии, 20,2% —планктомицеты, 11,6% — хлорофлексы. Остальные 23% — неизвестные науке бактерии. Очевидно, что это разнообразная экосистема с огромным потенциалом.

Озеро ХоджсонСообщается также, что примерно 1% бактерий из образцов могут быть выращены и, стало быть, изучены в лабораторных условиях во всех подробностях. 

Из этого следует, что нас ждут волнующие открытия самых неожиданных способов выживания в столь экстремальных условиях в присутствии кислорода и при его отсутствии. (Спорим, многие сейчас подумали о других планетах и спутниках и правильно сделали.) 

Изучение тех форм, которые приняла жизнь в Антарктиде, только начинается. Попытка британцев добраться до подледникового озера Элсуорт закончилась неудачей. Американская экспедиция, постаравшаяся найти что-то интересное у края другого тающего ледника, пока не отчиталась о результатах в рецензируемой прессе (хотя пошуметь успела). Российские специалисты, анализировавшие пробы льда близ поверхности озера Восток, уже рассказали об обнаружении признаков жизни, но у некоторых зарубежных экспертов есть сомнения в чистоте эксперимента.

Результаты исследования опубликованы в журнале Microbial Ecology and Diversity(PDF). 

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Древние крокодилы вели самый неожиданный образ жизни по сравнению с нашими современниками. Среди них были и травоядные, и крошки-насекомоядные, и пожиратели рыб, и гигантские сухопутные и морские хищники. Были даже такие, которые питались, как нынешние косатки (Orcinus orca). 

Морфологическое разнообразие мезозойских крокодилов (сверху вниз, масштаб не соблюдён): Goniopholis (юра и мел), Simosuchus (мел), Dakosaurus (юра и мел), Cricosaurus (юра и мел), Mariliasuchus (мел). (Изображение Tom Stubbs / phylopic.org.) Самое интересное: подобного разнообразия им удалось достичь в мире, в котором почти во всех нишах доминировали динозавры. Напомним, млекопитающие в те времена жались по углам. Почему же крокодилам улыбнулась удача?

Томас Стаббс из Бристольского университета (Великобритания) и его коллеги впервые (динозавры очень долго оттягивали на себя всё внимание) изучили нижние челюсти более чем ста вымерших крокодилов в попытке составить наиболее полную картину положения дел в этом отряде на протяжении всего мезозоя (250–65 млн лет назад). Пусть выбор не покажется вам странным: именно нижняя челюсть позволяет судить о том, как питались животные. 

Челюсти (сверху вниз) крокодилов мелового периода Kaprosuchus (фото Carol Abraczinskas), Simosuchus, Mariliasuchus (фото American Museum of Natural History) и крокодилов юры и мела Dakosaurus и Cricosaurus (фото Jeremías Taborda).Ключевым событием в эволюции крокодилов стало вымирание в конце триасового периода около 200 млн лет назад, которое стёрло с лица земли примерно половину всех видов. До этой катастрофы похожие на млекопитающих существа — терапсиды — были более многочисленны, чем предки как крокодилов, так и динозавров, — архозавры. После вымирания крокодилы наводнили моря и приобрели челюсти, адаптированные прежде всего к эффективному плаванию и охоте на юркую добычу, в том числе рыбу. Впрочем, тогда, в юрский период, форма челюсти не отличалась разнообразием — это было просто не нужно в морской среде того времени. 

В меловом периоде (145–65 млн лет назад) у крокодилов появились самые разнообразные челюсти, позволившие им занять различные экологические ниши и среды вместе с динозаврами (да-да, наравне и с травоядными тоже). Учёные поразились тому, что в меловом периоде, хотя форма (морфология) нижней челюсти сильно изменилась, увеличения разнообразия функцией (биомеханики) не произошло. В основном менялись другие части тела — у некоторых существ, например, появился панцирь, как у броненосцев. 

Палеонтологи намерены расширить область своих интересов, дабы выяснить, как так вышло, что нынешние крокодилы отказались от экологического и анатомического разнообразия в пользу сравнительно ограниченного образа жизни. 

Результаты исследования опубликованы в журнале Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Анализ останков прогнатодона возрастом 72 млн лет, найденных в 2008 году в Иордании, позволил обнаружить вдоль хвоста отпечатки мягких тканей, напоминающих плавники. Исследователи делают вывод о том, что эта группа морских хищников обладала мощными хвостами вроде тех, которые сейчас есть у белых акул, а не угрей или морских змей. 

Отпечатки мягких тканей (вверху) и новая реконструкция мозозавра (изображения Johan Lindgren, Stefan Sølberg). Мозазавры жили в морях и пресных водоёмах ближе к концу эры динозавров, 98–66 млн лет назад. Хотя эти рептилии неплохо представлены в летописи окаменелостей, никто не думал, что удастся найти следы мягких тканей хвоста, отмечает соавтор исследования Майкл Польцын из Южного методистского университета (США). Образец настолько хорошо сохранился, что специалисты смогли разглядеть направление окостеневших волокон в хвосте и очертания чешуек, добавляет соавтор Юхан Линдгрен из Лундского университета (Швеция).

Двести с лишним лет учёные считали, что у мозазавров были хвосты в форме весла, как у морских змей. Поскольку мозазавры — настоящие ящерицы, бытовало мнение, что и хвост у них должен быть таким же, как у нынешних лацертидов. Если это действительно так, то мозазавры не могли долго плавать на высокой скорости, а потому нападали только из засады. 

Если же нынешние учёные не обманулись, перед нами более мощный и быстрый пловец, который вполне мог пуститься в погоню за жертвой. 

Наличие угревидного хвоста у мозазавров уже оспаривалось. Сходство костей этих рептилий с костями в хвосте современных белых акул наводило на мысль о том, что окаменелости чего-то недоговаривают. То, что мозазавры, вообще-то, эволюционно ближе к варанам, чем к акулам, никого смущать не должно, ибо в аналогичных условиях животные разного типа приобретают схожие адаптации. К тому же размер белых акул и мозазавров позволял их сопоставлять. 

Оставалось только найти отпечаток мягких тканей хвостовых плавников (точнее, килей), на что, по правде сказать, никто уж не надеялся. 

Нынешний образец имеет в длину около двух метров, из чего следует, что это молодая особь. Взрослые достигали порой 10 м. 

Останки нашли рабочие в карьере близ Аммана, когда раскололи одну из известняковых глыб. Вскоре появился специалист местного музея естественной истории и увёз находку. На тот карьер отправить бы палеонтологов, но это частная собственность, поэтому приходится полагаться на совесть и грамотность рабочих. Как известно, основная часть обнаруженных подобным образом экземпляров отправляется на рынок, а не в музеи. Может, правительство Иордании всё-таки захочет, чтобы в стране появилась коллекция окаменелостей мирового значения? 

Увы, сейчас ему точно не до этого: из соседней Сирии идёт поток беженцев... 

Результаты исследования опубликованы в журнале Nature Communications.

Истчонки: КОМПЬЮЛЕНТА

Вопрос о вымирании шерстистого мамонта (Mammuthus primigenius) — один из самых горячо обсуждаемых. Это связано не только с тем, что эти животные кажутся нам особенно симпатичными и таинственными, или с тем, что перед нами один из печальных примеров нехорошего обращения человека с природой (есть мнение, что именно охотники довели мамонтов до ручки). Дело в том, что этот вид хорошо изучен: образцы ДНК и останки позволяют судить о его распространении, его миграциях и даже о структурных изменениях костей, зубов и бивней с течением времени. 

Шерстистый мамонт, реконструкция Carlos Eulefi (2012). Короче говоря, есть шансы на то, что нам удастся в точности восстановить историю шерстистого мамонта и выяснить наконец, почему они вымерли.

Подъём экологического движения в последние десятилетия вызвал моду на разговоры о том, что в исчезновении мамонтов повинен Homo sapiens. Действительно, расселению наших предков по свету сопутствовали вымирания, причём не только крупных животных, на которых они, скорее всего, охотились, но и всех остальных видов Homo. Впрочем, учёные, не склонные идти на поводу у общественного мнения, всегда считали само собой разумеющимся, что мамонты и прочие животные, обладавшие адаптациями к ледниковому периоду, исчезли прежде всего в результате изменившихся условий окружающей среды с наступлением голоцена (11,7 тыс. лет назад). Им справедливо указывали на то, что нынешнее межледниковье не первое и в предыдущие тёплые периоды (продолжавшиеся, к слову, десятки тысяч лет) эти виды как-то выживали. Вероятно, человек и впрямь в какой-то степени повлиял на развитие событий, но в какой? 

Луве Дален из Шведского музея естественной истории и его коллеги на основании анализа 300 образцов ДНК нарисовали необыкновенно детальную картину того, что происходило с шерстистым мамонтом в конце плейстоцена. 

В период последнего на сегодня Рисс-Вюрмского межледниковья (не считая нынешнего), продолжавшегося примерно 130–110 тыс. лет, популяция мамонтов резко сократилась с нескольких миллионов до десятков тысяч особей, которые обитали в небольших разрозненных областях (рефугиумах) Крайнего Севера. 

Затем вновь наступили холода, державшиеся весь поздний плейстоцен. От Западной Европы до Канады протянулась широкая полоса степей, которая была самой подходящей экологической нишей для этих существ. 

Из рефугиумов мамонты расселялись тремя группами: одна разошлась по Северной Америке, вторая — по Центральной и Восточной Сибири, третья — по Европе. Все они обладали чёткими различиями в митохондриальной ДНК, то есть популяции жили изолированно друг от друга на протяжении тысяч лет. Только появление сухопутного моста между Евразией и Северной Америкой позволило им встретиться: американская популяция воспользовалась Берингией около 66 тыс. лет назад. 

Первая и вторая группы скрещивались на протяжении приблизительно 20 тыс. лет, пока вторая не вымерла. Где-то 32 тыс. лет назад третья группа исчезает, и Европу немедленно заселяют сибирско-американские гибриды. По-видимому, успех этой группы связан с наиболее подходящими размерами тела. Например, «европейцы» были слишком большими, что в тех климатических условиях оказалось серьёзным недостатком. 

Между тем не стоит забывать, что примерно в то же время в Европе возникает Граветтская культура (знаменитая палеолитическими Венерами), что совпадает с резким сокращением популяций пещерного медведя и копытных леммингов. Что удерживает учёных от вывода о том, что мамонты третьей группы тоже вымерли из-за охотников позднего палеолита? 

Очень просто: это никак не объясняет того обстоятельства, что сибирские мамонты, придя в Европу, продержались там 10–15 тыс. лет. Вымирание началось около 20 тыс. лет назад, а последние мамонты на континенте (на северо-востоке Европы и на севере Сибири) исчезли только 11 тыс. лет назад (на островах — ещё несколько тысячелетий спустя). До этого, если кто-то в Европе и вымирал, на его место исправно приходили с востока другие. 20 тыс. лет назад этот процесс вдруг прекратился. 

Если не люди, то что? 20 тыс. лет назад было ещё вполне себе холодно... Авторы полагают, что было слишком холодно (об этом свидетельствуют палеоклиматические реконструкции), так что возникла сильная нехватка травы. Последовавшее через некоторое время потепление (с юга пришли леса, север заняла тундра) добило уже ослабленные популяции. 

Следует отметить, что гипотезу о климатических причинах вымирания мамонтов критиковали ещё и за то, что они исчезли якобы много времени спустя после начала потепления. Новые данные ясно говорят о том, что мамонты почувствовали себя плохо задолго до роста температуры. 

Так или иначе, но показано очень хорошо, каким образом на мамонтов могла повлиять погода, а роль человека в их вымирании ещё только предстоит доказать. 

Результаты исследования опубликованы в журнале Proceedings of the Royal Society B: Biological Sciences.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Муравьи редко болеют инфекционными болезнями, но зато часто страдают от так называемых социальных паразитов — других муравьёв (и других насекомых), которые проникают в колонию и безвозмездно пользуются её ресурсами. Этим паразитам, естественно, нужно как-то защититься от самих хозяев, и для этого они используют широкий спектр приспособлений: кто-то с помощью химических веществ маскируется под хозяев, кто-то, наоборот, вырабатывает вещества, к которым муравьи питают непреодолимое отвращение, а потому не смеют тронуть того, кто так пахнет.

Муравей-листорез из рода Sericomyrmex. (Фото Anders Illum.) К примеру, муравьи Megalomyrmex, паразитирующие на чужих колониях, выделяют алкалоидный яд, отпугивающий и отравляющий других муравьёв. Кроме того, не стоит забывать, что многие виды муравьёв попросту живут за счёт грабежа чужих колоний, уничтожая взрослых особей и забирая запасы и потомство в своё гнездо.

Муравей-захватчик из рода Gnamptogenys. (Фото Kurt (Hock Ping GUEK) orionmystery.blogspot.com.) Но иногда на один и тот же мирный вид муравьёв претендуют два паразита-захватчика, и в этом случае жертва извлекает хорошую пользу из столкновения чужих интересов. Так происходит, например, с муравьями-листорезами, известными своими грибными колониями, которые они выращивают на переработанной биомассе растений. Листорезы Sericomyrmex страдают от набегов Gnamptogenys, которые перемещаются от одного гнезда к другому, разгоняя рабочих и охрану и съедая грибы и расплод.

Сами листорезы не могут противостоять захватчикам, однако и у них есть что противопоставить врагу. Как пишут в PNAS зоологи из Копенгагенского университета (Дания), противовесом захватчикам выступают муравьи рода Megalomyrmex — те самые, что выделяют яд. Они пользуются грибными ресурсами колонии листорезов, и хозяевам приходится терпеть гостей.

Если же колонии угрожает нападение муравьёв-рейдеров, листорезы почти не предпринимают никаких действий. Но зато на их защиту активно поднимаются ядовитые гости: заметив врага, Megalomyrmex уходит вглубь колонии листорезов, чтобы предупредить своих ядовитых сородичей. Яд токсичен и для захватчиков, кроме того, он портит систему распознавания других муравьёв, так что вторгшиеся разбойники начинают нападать друг на друга, спутав себя с врагом. 

 Эффективность ядовитых Megalomyrmex довольно велика, так что довольно трудно найти колонию листорезов, где бы не было этих социальных паразитов. Сами захватчики Gnamptogenys вполне осведомлены о силе Megalomyrmex и, по словам авторов работы, перед началом вторжения сначала выясняют, есть ли в выбранной колонии листорезов опасные гости. Ну а листорезы, напомним, не предпринимают почти ничего, чтобы защититься от нападающих, то есть их гости служат им чем-то вроде наёмных вооружённых солдат, которым предоставляется стол и дом.

Истчоник: КОМПЬЮЛЕНТА

Надтип: Вторичноротые (Deuterostomia)

1. Общие сведения о вторичноротых (Deuterostomia) животных

Рис. 1. Представители вторичноротых - хордовые, полухордовые, иглокожие, щетинкочелюстные и ксенотурбеллиды.Вторичноротые (лат. Deuterostomia) — надтип (подраздел) животных относящихся к двусторонне-симметричным (билатеральным). К вторичноротым животным относят все хордовые (позвоночные - млекопитаюшие, рептилии, амфибии, птицы, рыбы и др.), полухордовые, иглокожие (морские ежи, морские звёзды, морские лилии и др.), щетинкочелюстные и ксенотурбеллиды. Кроме перечисленных входящих пяти типов животных, предполагается, что к вторичноротым относился тип вымерших морских животных - ветуликолий обитавщих в кембрийском периоде [1].

Рис. 2. Особенности эмбрионального развития первичноротых и вторичноротых животных.Противоположным к  вторичноротым животным является надтип первичноротых животных.

Главной отличительной особенностью вторичноротых животных от первичноротых является специфика их раннего эмбрионального развития (рис. 2). В период зародышевого развития вторичноротых, на месте первичного рта (бластопора) образуется анальное отверстие, а сам рот появляется независимо в передней части тела. Другим отличием является характер дробления оплодотворенного яйца, так у вторичноротых оно радиальное в отличае от спирального у первичноротых.  Кроме того у них различый способ закладки целома - у вторичноротых, стенки вторичной полости тела происходят за счет выпячивания карманов эмбрионального кишечника, а у первичноротых из двух клеток. Следующим важнейшим различаем, является развитие зачатков первичного мозга, у вторичноротых он всегда редуцируется, в результате чего, новый нервный центр возникает в другом месте заново (у первичноротых же, он дает начало мозгу взрослых форм). [2]

2. Происхождение вторичноротых животных

    Рис. 3. Сравнение планов строения различных групп вторичноротых (личинка асцидий и ланцетник изображены в перевернутом положении). 1 - целомы первой пары, 2 - целомы второй пары, 3 - целомы третьей пары, 4 - кровеносная система, 5 - нервная система. Стрелки показывают направление тока крови.Первые представители вторичноротых животных появились еще в вендском периоде, как например обитавшая в эдикарских морях 549-543 млн. лет назад эрниетта (Ernietta) [3]. Скорее всего предок вторичноротых животеных был двусторонне-симметричным животным имевшим сквозной кишечник и три пары целомов, ползаюший или плавающий с помощью полосок ресничек на брюшной стороне. С помощью щуапльцеыого аппарата он собирал мелкие пищевые частички. В последствии могло произойти обособление самого заднего отдела тела, с помощью которого предки вторичноротых временно зарывались в верхние слои грунта. [4].

Надцарство: Эукариоты -Царство: Животные - Подцарство: Эуметазои - Раздел: Билатеральные

А.С.Антоненко