В сезонных миграциях бабочки совки, используя попутный ветер, легко нагоняют мигрирующих по тому же маршруту пернатых.

Совка к полёту готова! (Фото Wipeout Dave.) Каждый может представить себе летящую птицу и порхающую бабочку и сказать, кто из них быстрее. Разумеется, птица. Соревнования по полётам на короткие дистанции пернатые разгромно выигрывают всегда и везде...

...А вот в случае долгих путешествий с птицами и бабочками начинают происходить странные вещи.

Долговременный перелёт — это сезонная миграция. Исследование учёных из Швеции (Лундский университет) и Великобритании (Йоркский и Гринвичский университеты и Ротамстедский научно-исследовательский институт) было посвящено осенним и весенним перелётам певчих птиц (главным образом славок) и бабочек совок между Северной Европой и побережьем Средиземного моря и Северной Африкой. С помощью специальных радаров учёные следили за скоростью передвижения стай птиц и бабочек. Ожидалось, что первые будут перемещаться в среднем в четыре раза быстрее насекомых.

Но птицы и бабочки шли, что называется, ноздря в ноздрю! Скорости полёта были близки и колебались в среднем между 30 и 65 км/ч. Оказалось, что совки поднимаются на крыло только при попутном ветре, который их весьма и весьма ускоряет. Птицы же летят, не обращая внимания на ветер, и часто сильно теряют в скорости при встречных или боковых дуновениях. Разные стратегии поведения при дальних путешествиях и стали причиной того, что «черепаха догнала Ахиллеса»: «умные» бабочки летели вровень с «упрямыми» птицами.

Описываемая работа опубликована сегодня в журнале Proceedings of the Royal Society B.

Учёные подчёркивают, что подробности жизненного цикла таких многочисленных насекомых, как бабочки совки, имеют не только фундаментальное, но и ощутимое прикладное значение. Эти насекомые играют важную роль в опылении растений, в том числе агрокультурных. При этом совки одновременно являются важнейшими вредителями, эти самые растения поедающими. Именно поэтому исследователи столь интенсивно домогаются всё новых подробностей из жизни этих не самых красивых представителей чешуекрылых. 

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Melosira arctica живёт в толще арктических плавучих льдов и, как выяснилось, замедляет их таяние с помощью выделяемой слизи

«Патлы» водорослей под арктическими льдами (фото Louise Murray) Арктические льды кишат жизнью. Это дом родной не только вездесущих бактерий и вирусов, но и животных с растениями, которые селятся в микрополостях внутри ледяной толщи. Один из постоянных «ледяных квартиросъёмщиков» — водоросль мелозира арктическая (Melosira arctica ), представляющая группу диатомовых водорослей.

Клетки мелозиры, слипаясь вместе, образуют длиннейшие нити, которые свисают с подводной стороны плавучих льдов, подобно огромным перевёрнутым лесам. Весной, ещё до таяния, мелозира обеспечивает прирост биомассы в арктических морях. Ближе к лету доминирующее положение захватывают другие микроорганизмы, но ранней весной роль мелозиры в питании рыб и моллюсков трудно переоценить.

Многие учёные полагают, что общее потепление климата и связанное с этим интенсивное таяние льдов лишат мелозиру места жительства, и это может привести к сокращению популяций водоросли, а следом за ней — и животных, которые зависят от этого ранневесеннего «корма». Исследования Джоди Деминг из Университета Вашингтона (США) говорят, что мелозира ещё может побороться за своё «место во льду».

Работа г-жи Деминг и коллег опубликована 1 марта в журнале PNAS.

Эти водоросли выделяют много вязкой слизи, и лёд, в котором они живут, пронизан слизистыми ходами. Проникая глубоко в собственное плавсредство, мелозира обеспечивает себя солнечным светом и одновременно защищается от поедания. С другой стороны, водоросль ощутимо влияет на состав и структуру льда, изменяя его солёность на 59% и замедляя его таяние. Обычный дырявый лёд растаял бы гораздо быстрее, но если его поры заполнены полисахаридным секретом водорослей со множеством солей и высоким содержанием органических веществ, это, по словам исследователей, укрепляет структуру льда.

Таким образом, мелозира продлевает «жизнь» своего ледяного дома и может размножаться и обеспечивать пищей рыб и моллюсков до того момента, когда проснутся более поздние одноклеточные-продуценты биомассы. При этом она может до какой-то степени игнорировать натиск глобального потепления на своё ледяное место под солнцем. 

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Американские биологи подвергли сомнению теорию о том, что «эволюция потакает посредственностям».

Два разных вида черепах — последствия разделяющего отбора: у общего предка большие и маленькие особи разошлись и основали по собственному виду. (Фото Tea Lover For Ever.) Считается, что эволюция усредняет: самые успешные с точки зрения естественного отбора особи имеют среднюю величину тела и умеренную скорость развития. Наиболее распространённый пример — новорождённые с завышенным или заниженным весом имеют меньше шансов выжить, чем нормальные («усреднённые») малыши.

Именно таким отбором движется эволюция; случаи выигрыша эволюционной гонки особями, существенно отклонившимися от нормы, редки. На долю разделяющего отбора, когда в выигрыше оказываются «отклонения от нормы», приходятся редкие случаи видообразования: большие и малые особи расходятся и основывают по собственному виду.

В работе биологов-эволюционистов из Университета Северной Каролины в Чапел-Хилле доказывается обратное: больше — значит, лучше. Джоэл Кингсолвер, один из соавторов исследования, говорит, что стабилизирующий отбор, потакающий «посредственностям», не такое уж распространённое явление в эволюции, как принято считать. Учёные проанализировали более сотни видов птиц, ящериц, змей, насекомых и растений; для каждого вида было известно, как менялся внешний облик и поведение в нескольких поколениях, иначе говоря, в каком направлении действовал естественный отбор. Оказалось, что крупные и быстро вырастающие и созревающие акселераты — те, что раньше начинают спариваться, цвести и плодоносить, — имеют бόльшие шансы выжить и оставить потомство.

Правда, тут же перед нами встаёт другой вопрос: если больше означает лучше, то почему мы не живём в мире гигантов? Объяснения этому могут быть следующие: во-первых, не всё то, что хорошо для размножения, хорошо для выживания, и обратно. Например, у рыб ярко окрашенный крупный самец с бóльшим успехом может привлечь как самок, так и хищников. Во-вторых, не всё, что хорошо сегодня, будет столь же благоприятным завтра. Авторы поясняют это на примере вьюрков: птицы с крупным клювом могут есть крупные семена, но если на следующий год уродятся растения с мелкими семенами, большим вьюркам придётся туго: их клюв не в состоянии работать с мелкой пищей. И в-третьих: укрупнение тела не может выходить за рамки разумных пропорций и подчинено «инженерным» соображениям. Например, у летающих насекомых наибольшая эффективность полёта достигается при больших крыльях и маленьком теле.

Впрочем, исследователи признают, что не могут найти препятствий для временной акселерации. Понятно, что именно действует против всеобщего отбора в пользу крупных форм. Но нет ясности с тем, почему мир всё ещё не захвачен быстрорастущими и скороспелыми особями.

Рассмотренная работа опубликована в мартовском номере журнала American Naturalist. 

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Человек в процессе эволюции утратил некоторые участки ДНК, а вместе с ними — вибриссы и часть полового органа. И благодаря тем же генетическим потерям приобрел большой мозг.

ШимпанзеЧеловек многими деталями анатомии и физиологии отличается от животных, но генетическая основа этих отличий до сих пор изучена недостаточно. Этот пробел частично заполняет исследование, проведенное Дэвидом Кингсли (David Kingsley) из Медицинского института имени Говарда Хьюза (Howard Hughes Medical Institute) Стенфордского университета с участием специалистов из Пенсильванского университета и Университета штата Джорджия. Ученые сравнили геномы человека, шимпанзе, макаки и мыши и нашли несколько сотен фрагментов ДНК, которые есть у мышей и обезьян, но отсутствуют у человека. Фактически, они имеются в геноме всех млекопитающих, включая шимпанзе, но наши предки в процессе эволюции их утратили.

Биологи описали 510 последовательностей, утраченных человеком. Из них только в одном случае предки человека потеряли целый ген, а остальные 509 представляют собой некодирующие участки, которые регулируют работу генов. От них зависит, где (в каких клетках) и когда (на какой стадии развития) тот или иной ген включится в работу. Изменение в регуляторных участках, как правило, не фатально для организма. «Если изменить схему включения и выключения гена в процессе развития, это может привести к большим изменениям в строении органов, хотя сами функции гена остаются прежними, — объясняет Дэвид Кингсл. – Именно такие изменения чаще всего ведут к появлению новых признаков в ходе эволюции».

Анализ расположения этих участков показал, что большая часть из них соседствует с генами развития нервной системы и с генами системы стероидных гормонов. По словам авторов работы, для того, чтобы досконально изучить генетические отличия человека, они нуждаются в помощи разных специалистов: нейрофизиологов, антропологов, эмбриологов и т.д. Но кое-что удалось выяснить уже сейчас. Сложность заключается в том, что роль большинства утерянных регуляторных участков в геномах млекопитающих неизвестна. Поэтому непонятно, от чего отказались предки человека.

Потеря части ДНК привела к большому мозгу

Чтобы ответить на этот вопрос, ученые изолировали некоторые фрагменты из генома имеющих их животных (мыши и шимпанзе), промаркировали их цветной меткой и поместили полученные гибридные последовательности в оплодотворенные яйцеклетки мыши. Проследив за светящимися метками в развивающихся мышиных эмбрионах, они увидели, где и в какой момент действуют регуляторы, а также как они изменяют экспрессию генов.

Один утраченный человеком сегмент ДНК расположен вблизи гена, который в норме ограничивает размножение клеток. «Если ген отсутствует полностью, начинается неконтролируемое размножение клеток, ведущее к раковой опухоли», — объясняет Кингсли. Помеченный сегмент в эмбрионах мыши обнаружился в развивающемся мозге: в коре, вентральном таламусе и гипоталамусе, в субвентрикулярной (то есть, поджелудочковой) зоне. По-видимому, наши предки утратили фрагмент, запускающий ограничитель, и в результате получили интенсивный рост мозга, особенно новой коры. Это сыграло решающую роль в эволюции человека.

О вибриссах и шипиках

В другом случае предки человека вместе с утерей гена потеряли и часть органов: чувствительные вибриссы на морде и кератиновые шипики на пенисе. И то, и другое имеется у всех млекопитающих, кроме человека. За развитие того и другого отвечает андрогенный рецептор (он связывается с мужскими половыми гормонами, которые, кстати, имеются и у женщин).

В мышиных эмбрионах помеченные цветной меткой сегменты ДНК можно было видеть в зачатках вибрисс и в гениталиях. Это означает, что в данных областях они вызывают работу гена рецептора андрогена. Дальнейшие наблюдения показали, что эти сегменты участвуют в развитии вибрисс и шипиков. У человека, естественно, имеется ген андрогенного рецептора, но из-за потери регулятора в данных клетках в данное время он не включается. Поэтому у человека нет ни вибрисс на лице, ни шипиков на пенисе. Как отмечают авторы, последняя утрата снижает чувствительность и увеличивает длительность копуляции. Это предпосылка к развитию у наших предков устойчивых моногамных отношений с длительным половым актом. Параллельно происходили другие изменения – некоторая феминизация мужчин по сравнению с самцами шимпанзе: утрата самцовых клыков, уменьшение величины семенников и снижение подвижности сперматозоидов.

Очевидно, таких примеров намного больше, говорят исследователи. Они подчеркивают, что впервые удалось на молекулярном уровне описать изменения, связанные со специфически человеческими чертами. А такие черты касаются не только анатомии и физиологии, но и развития многих заболеваний. «Мы думаем, что такой подход поможет разобраться в механизмах возникновения человеческих болезней, — говорит Кингсли. – И мы сможем понять, как черты современного человека формировались в ходе нашей генетической истории».

Результаты ученые опубликовали в последнем выпуске Nature.

Источник: Infox.ru

Лён, выросший на загрязнённой радиацией почве, по белковому составу почти не отличается от растений с чистой земли.

Если не у человека, так хотя бы у растений есть шанс адаптироваться к космическим «лучам смерти» и прочим напастям. (Иллюстрация Роба Шеридана.) Страх современного мира перед «радиацией» — один из самых устойчивых и распространённых. По общепринятому мнению, радиация влияет на живые организмы исключительно пагубно: жёсткое ионизирующее излучение повреждает ДНК, приводя к вредоносным мутациям, в итоге люди заболевают раком, а в потомстве появляются нежизнеспособные уродцы.

25 лет назад случился трагический непреднамеренный «эксперимент» по влиянию радиации на жизнь — взорвалась Чернобыльская АЭС. Через четверть века почва в этом районе остаётся загрязнённой радиоактивным топливом. Группа учёных из Института генетики растений Словацкой академии наук решила проверить, как чувствуют себя растения в окрестностях атомной станции.

В качестве модельного организма исследователи выбрали лён. Одни растения высадили в радиоактивную почву, а другие — в такую же по составу землю, но без радиоактивного загрязнения. Лён, выросший на загрязнённой почве, отличался от растений, которые культивировались на чистой земле, но эти отличия не имели характера крупных генетических изменений.

Из 720 растительных белков под влиянием радиации трансформировалось лишь 5%. Исследователи поясняют, что анализ самого генома, то есть растительной ДНК, в данном случае был бы малоинформативен, поскольку только для небольшого числа генов льна можно однозначно указать, какой именно белок он кодирует. Растения, очевидно, оказались менее чувствительны к радиации, чем считалось. Учёные полагают, что индифферентность к радиации осталось у растений с правремён, когда Земля ещё не имела такой мощной, как сегодня, защиты от жёсткого космического излучения.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Нейроны не могут самостоятельно оформить текущие переживания в долгую память. На помощь им приходят астроциты, которые снабжают нейроны дополнительным источником энергии.

Нейроны головного мозгаНейрофизиологи прояснили важный этап формирования в мозге долговременной памяти. Оказывается, чтобы информация о событии перешла из кратковременного отпечатка в длительное хранилище, нейронам необходим лактат – соль молочной кислоты. А получают его нейроны из соседних глиальных клеток, которые за свою звездообразную форму получили название астроцитов. Долгое время считали, что их единственная роль состоит в поддержании формы мозговой ткани, создании окружающей среды для нейронов. Потом узнали, что они играют важную роль в метаболизме нервных клеток. А в последнее время стало понятно, что астроциты участвуют в информационных процессах мозга.

Доказательство на крысах

Кристина Альберини (Cristina Alberini) и ее коллеги из медицинского факультета (Mount Sinai School of Medicine) Нью-Йорского университета показали на крысах роль лактата в памяти. Лабораторных грызунов обучали избегать камеры: в ней животные получали разряд электрического тока через решетчатый пол. Известно, что память об опасной камере хранится в мозге в течение нескольких недель, и крыса избегает заходить в помещение.

Ученые показали, что через некоторое время после обучения в пространстве вокруг нейронов гиппокампа крысы почти в два раза возрастает содержание лактата. Для этого биологи использовали метод прижизненного микродиализа (в область гиппокампа вживляют миниатюрную стеклянную канюлю и периодически исследуют ее содержимое).

Без лактата память короткая

Лактат поступает в нейроны из астроцитов, в которых он образуется как продукт расщепления гликогена. Это анаэробный (бескислородный) путь получения энергии. Он хорошо знаком людям, которые связаны с физическим трудом, а также спортсменам. Недостаток кислорода в крови приводит к избытку в мышечной ткани молочной кислоты, что вызывает порой довольно сильную боль.

Через клеточную мембрану лактат проходит с помощью специальных транспортных белков. В нейронах лактат служит источником энергии, окисляясь до пирувата.

Если перекрыть транспорт лактата из астроцитов в нейроны, то у крыс развивается амнезия. Чтобы подтвердить это экспериментально, ученые или блокировали расщепление гликогена, или удаляли из игры белки-транспортеры. Сразу после обучения крысы помнили об опасной камере, а через сутки – забывали. Следовательно, кратковременная память от блокировки не страдает, но в долговременную форму не переходит. Амнезия обратима: если лактат ввести непосредственно в мозг, то крысы вспоминают про опасность и избегают камеры с током. Интересно, что «кормление» нейронов глюкозой или другими источниками энергии к такому впечатляющему эффекту, как «кормление» их лактатом, не приводит.

Кратковременная и долговременная память различаются по своим механизмам, пишут авторы статьи в журнале Cell. Первая обеспечивается уже синтезированными белками и не требует специальной работы генов. А для долговременной памяти нужна активация сначала группы ранних генов, затем поздних генов и, в конечном счете, синтез новых белков. Все это требуется для изменения работы синапсов. В общем, долговременная память — очень энергозатратный процесс.

Средство для усиления синапсов

Измеряя электрическую активность нейронов гиппокампа, ученые обнаружили, что лишение клеток лактата делает невозможным так называемую длительную потенциацию – усиление синаптической передачи. По общепринятому мнению, именно усиление лежит в основе синаптической пластичности и долговременной памяти. Перестройка синапсов происходит только в присутствии лактата. Конечно, клеткам мозга необходимы кислород и глюкоза (на изменении потребления того и другого основаны современные методы функционального сканирования мозга). Но чтобы память закрепилась надолго, этого недостаточно, нужен еще и лактат. Кстати, ученые предполагают, что лактат используется не только как источник энергии, но и для координации нейронов и астроцитов между собой.

«Это неизвестный ранее механизм формирования долговременной памяти», — говорит Кристина Альберини. Она подчеркивает, что долговременная память – результат согласованной работы нейронов, астроцитов, а, возможно, и других клеток нервной ткани. Открытие важно не только для понимания работы мозга, но и для борьбы с нейродегенеративными заболеваниями и с возрастным ослаблением памяти. Ученые предполагают, что снижение лактатного транспорта – один из факторов, ведущих к гибели нейронов. Открывается новый путь для поиска лекарств. Впрочем, тропинка узкая — избыток лактата в мозге также ведет к патологии.

Источник: Infox.ru

Чтобы зафиксировать в массе зоопланктона перемещения отдельной особи, шведские экологи буквально подковали водяную блоху.

Дафния (фото Chantal Wagner)Биологи обычно не затрудняются с наблюдениями за миграцией животных. В этом им помогают разнообразные устройства — от радиодатчиков (которые можно прикрепить, допустим, на панцирь черепахи) до систем спутникового слежения.

А вот поведение самого массового «вида» животных, от которого, без преувеличения, зависит жизнь на Земле, остаётся для исследователей недостижимой областью. Мы говорим о зоопланктоне, который движется в толще воды и остаётся за пределами досягаемости современных технологий. Да, гидролокатор способен «вести» перемещения многомиллиардных масс микроскопических организмов, но как уследить за отдельной особью?

Статья экологов из Лундского университета, опубликованная в сетевом журнале PloS One, предлагает изящное решение — метод квантовых точек. Эти наночастицы, которые флуоресцируют при попадании на них света, прикрепляются к карапаксу водяной блохи (она же дафния, Daphnia magna). Всё! Остаётся лишь следить за передвижениями особи.

Впрочем, технология хоть и остроумна, но несовершенна. Чтобы квантовая точка засветилась, возбуждающий её источник должен быть поблизости — в нескольких дюймах, так что эксперимент выполним пока только в лабораторных масштабах. Имеет значение и чувствительность камеры, воспринимающей свечение квантовой точки, но в открытом водоёме дафния может уплыть из поля зрения камеры в течение нескольких часов. Наконец, во время линьки животное скидывает карапакс (вместе с квантовой точкой!), и происходит это раз в два дня.

И всё же предложенная шведами методика небезнадёжна. Квантовая точка позволяет биологам хотя бы ненамного, но приблизиться к вопросам, которые ранее даже не поднимались ввиду заведомой их неразрешимости. Как движутся эти микроорганизмы? Ищут ли они целенаправленно еду? Убегают ли от хищников?..

Узнав, как и зачем плавает отдельная особь, экологи смогут решить вопросы, связанные с поведением зоопланктонных масс в ответ на глобальные трансформации окружающей среды — например, изменения кислотности воды и температуры или попадание популяции под озоновую дыру. И нет нужды подробно объяснять, как тайны планктонных миграций помогут в изучении поведения наших старых и милых знакомых — рыб, птиц, морских черепах и белых мишек...

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Устоит ли антарктический лёд под натиском глобального потепления — большой вопрос, но на протяжении последних 200 тыс. лет ничто так и не смогло его растопить.

На страже стабильности (фото HamishM) Специалистов чрезвычайно беспокоит то, что база западного антарктического ледового щита находится ниже уровня моря. Если эта карта сыграет, уровень Мирового океана повысится на 5 м.

Дэвид Сагден из Эдинбургского университета (Великобритания) и его коллеги спешат успокоить общественность. По их мнению, антарктические ледники более стабильны, чем можно подумать. В центр внимания исследователей попали морены хребта Херитидж горной системы Элсуорт, расположенного неподалёку от центрального купола западного антарктического щита. Точнее — изотопы бериллия, создаваемые космическим излучением и накапливающиеся со временем в породе.

Анализ показал, что морены формировались на протяжении последних 200 тыс. лет, то есть местный лёд пережил по крайней мере один межледниковый период, имевший место 125 тыс. лет назад.

Этим данным противоречит недавнее исследование, проведённое Робертом Коппом из Принстонского университета (США). Оно свидетельствует о том, что уровень моря в последний межледниковый период был на 8–9 м выше, чем сейчас, — отчасти из-за таяния западного антарктического щита.

Результаты исследования опубликованы в журнале Palaeogeography, Palaeoclimatology, Palaeoecology.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Исследователи выявили пока лишь 1,4 млн видов животных; ещё несколько миллионов ждут, когда их обнаружат, назовут и опишут. Сколько на это потребуется денег? Пара бразильских учёных подумала и выдала умопомрачительную цифру: $263 млрд.

Медуза Tamoya ohboya недавно описана Антониу Маркешем, одним из героев заметки. (Фото tesserazoa.) Это намного больше, чем $5 млрд (не так ли?), о которых в 2000 году говорил знаменитый гарвардский биолог Эдвард Уилсон, причём говорил применительно не только к фауне, а ко всему живому на Земле.

Но и $263 млрд — небольшая цена за то, чтобы понять существ, которые помогают нам заниматься сельским хозяйством и рыболовством, разрабатывать новые лекарства и пользоваться источниками энергии, считает орнитолог Джоэл Кракрафт из Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. «Мировая экономика в буквальном смысле работает на биоразнообразии, — подчёркивает учёный. — Обыватели не понимают, насколько сильно мы зависим от этого».

Большинство биологов согласны с тем, что из-за роста темпов исчезновения видов и климатических изменений описание биоты принимает срочный характер. «Мы теряем виды быстрее, чем успеваем их описывать!» — сокрушается соавтор исследования Антониу Маркеш из Университета Сан-Паулу.

Г-н Маркеш, специалист по медузам, и его коллега Фернанду Карбаю, изучающий плоских червей, опросили 44 бразильских таксономистов (около 9% от всех таксономистов страны), чтобы определить скорость описания новых видов и расходы на обучение, зарплату, лабораторное оборудование и экспедиции. Исследователи утверждают, что эти данные можно в разумных пределах экстраполировать на весь мир, тем паче что Бразилия выступает домом для одной десятой всех известных видов животных, а заработок местных систематиков близок к среднемировому. Выяснилось, что в среднем каждый специалист описывает за карьеру всего 25 новых видов, а уходит на это $97 тыс. в год.

Не все виды стоят одинаково. Скажем, на систематизацию позвоночного требуется около $122 тыс. — вдвое больше, чем на описание беспозвоночного (кроме насекомых). Насекомые обходятся ещё дешевле — в $39 тыс. Работа в разных местах обитания также влечёт за собой неодинаковые затраты.

Словом, разведав все секреты, учёные просто приложили полученные цифры к гипотетическим 5,4 млн ещё не описанных видов.

Эксперты отмечают, что деньги не единственное препятствие. Не хочет молодёжь подаваться в таксономисты. А ведь при нынешних темпах, когда ежегодно каталогизируется 16 тыс. новых видов животных, на описание всего биоразнообразия земной фауны уйдёт 360 лет!

Эдвард Уилсон считает, что его прогноз намного точнее. Во-первых, стоимость технических средств, которые применяют таксономисты, быстро снижается. Во-вторых, есть учёные, которые работают быстрее бразильских коллег. Сам г-н Уилсон описал за всю жизнь 450 видов — и все с помощью устаревших трудоёмких методов. Например, тысячи анатомических подробностей он зарисовывал вручную.

В то же время биолог уверен, что видов животных на планете намного больше, чем 6,8 млн. По его мнению, более верна цифра в районе 10 млн. Поэтому призыв к увеличению финансирования и притоку новых кадров он только приветствует.

Результаты исследования опубликованы в журнале Trends in Ecology & Evolution.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА

Исследователи из Университета Малаги в Театиносе (Испания) во главе с Паулем Палмквистом представили первую попытку реконструкции образа жизни гигантской гиены Pachycrocuta brevirostris, вымершей около 800 тыс. лет назад.

Гигантская гиена. Попытка реконструкции. (Фото Википедии.) Источником сведений о жизни этого животного стала здоровенная груда останков крупных млекопитающих, обнаруженная на юго-востоке Испании, в местности Вента-Мисена: 5 800 костей, принадлежащих 225 животным 21 вида. Считается, что там в период раннего плейстоцена находилось логово гиен.

Это был крупнейший падальщик в истории млекопитающих, способный раскусывать кости.

Обладая массой львицы (около 110 кг), гигантская гиена располагала крупными конечностями с укороченными дистальными костями и тяжёлой, крепкой нижней челюстью с надёжными, хорошо развитыми премолярами (малыми коренными зубами). Жевательная и височная мышцы имели длинное плечо силы. Глубина челюсти обеспечивала сопротивление дорсовентральным нагрузкам во время разгрызания костей. Все эти особенности свидетельствуют о прекрасной приспособленности к расчленению копытных и транспортировке больших кусков в логово без необходимости волочить всю тушу по земле.

В то же время плечо силы, прилагавшейся к расположенному на клыках объекту, говорит о том, что Pachycrocuta brevirostris уступали по мощи укуса современным пятнистым гиенам. Иными словами, охота играла в их жизни сравнительно небольшую роль. Об этом же свидетельствуют и относительно короткие конечности, не позволявшие развивать большую скорость.

Животные предпочитали кости с большим содержанием мозга (бедренные, плечевые и большие берцовые): они, как правило, сломаны. Кости с меньшей питательной ценностью (лучевые, а также кости пясти и плюсны) чаще всего оставались нетронутыми. Количественный анализ показал, что гигантские гиены были очень избирательны, отдавая выбор плечевым и большим берцовым костям. Главными источниками пищи служили лошади, бизоны и олени.

Результаты исследования опубликованы в журнале Quaternary International.

Источник: КОМПЬЮЛЕНТА